О продолжительности жизни и способности к действиям при смертельных повреждениях
/ Соколов Е.Я., Петрова А.В. // Судебно-медицинская экспертиза. — М., 1966 — №1. — С. 37.

УДК 340.624.6 : 340.661
Кафедра судебной медицины (зав. — доц. В.Я. Карякин) Саратовского медицинского института и Саратовское областное бюро судебно-медицинской экспертизы (нач. З.Ф. Резаева)
Поступила в редакцию 23/IV 1965 г.

В судебно-медицинской практике нередко возникает необходимость решения вопросов, связанных с установлением возможности совершать самостоятельные, подчас довольно сложные и продолжительные действия при смертельных повреждениях. Описаны отдельные случаи, иллюстрирующие способность к действиям смертельно раненых (М.И. Авдеев, З.Ф. Резаева. Е.Е. Дильман; В.Е. Ляшенко и др. ).
В нашей практике встретились 2 случая, представляющие определенный интерес.
...
2. 21/VII 1960 г. в 23 часа 30 мин. гр-н Л., 24 лет, управляя мотоциклом в нетрезвом состоянии, столкнулся со встречным автомобилем. Поднялся он с посторонней помощью, но в кабину автомобиля сел самостоятельно и был доставлен домой, так как в связи с хорошим общим состоянием категорически отказался ехать в больницу. 22 /VII около 3 часов ночи у него появилось выраженное затруднение дыхания и около 5 часов утра он был госпитализирован. При поступлении в больницу был активен, передвигался самостоятельно. Лежать и находиться в помещении не мог, предъявляя жалобы на ощущение недостатка воздуха, в связи с чем без посторонней помощи неоднократно выходил во двор больницы. 22/VII к 14 часам состояние больного резко ухудшилось, и в 19 часов он скончался.
При исследовании трупа обнаружен перелом VI ребра по околопозвоночной линии справа с разрывом пристеночной плевры, прикорневой разрыв легкого (9×6×4 см) с разрывом (по длине), легочной артерии (длина разрыва 1,7 см). В правой плевральной полости содержалось 2500 мл жидкой крови. Имелось выраженное малокровие внутренних органов.
Несмотря на повреждение крупного сосуда и нарастание правостороннего гемоторакса, гр-н Л. в течение длительного времени не только находился в сознании, но и сохранял способность к сложным действиям.

О способности к активным действиям смертельно раненого
/ Григорьев М.В., Десятов В.П. // Судебно-медицинская экспертиза. — М., 1967 — №3. — С. 50-51.

УДК 340.622
М.В. Григорьев, В.П. Десятов (Томск)
Activity of Fatally Wounded Persons
M.V. Grigoryev, V.P. Desyatov
Поступила в редакцию 21/III 1967 г
Для решения вопроса о способности к действиям смертельно раненых необходимо накопление наблюдений.
В нашей практике встретился следующий случай.
В закрытой изнутри на крючок квартире был обнаружен труп гр-на К., 17 лет, свободно висящий в петле из брючного ремня, прикрепленного к крюку у верхнего косяка двери. Рядом с трупом валялся опрокинутый табурет. В центральной части комнаты, примерно в 3 м от трупа, на полу была небольшая лужа крови, здесь же лежали самодельный пистолет (рис. 1), спичечный коробок и обожженные спички.

Рис. 1. Самодельный пистолет, из которого был произведен выстрел.
На полу от лужи крови к трупу располагались капли и брызги крови. Под ногами трупа на полу находилась вторая лужа крови. На грудной клетке гр. К имелась огнестрельная рана, от которой по телу вниз шли потеки крови.
Судебно-медицинская экспертиза установила две причины смерти: размозжение желудочков сердца от огнестрельного ранения и механическая асфиксия вследствие повешения. На шее трупа располагалась бурая, восходящая кзади странгуляционная борозда. Кончик языка был зажат зубами. Субконъюнктивальных экхимозов и пятен Тардье не обнаружено. В четвертом межреберье слева по среднеключичной линии располагалась круглая рана диаметром 0,8 см, с черно-красным пергаментной плотности ободком шириной 0,2—0,3 см. Стенки раневого канала в подкожножировой клетчатке и мышцах были интенсивно черного цвета — выстрел произведен в упор. Сердечная сорочка лоскутообразно разорвана. Нижняя половина левого желудочка и передняя стенка правого желудочка размозжены и представляли собой бахромчатые лоскуты с кровоподтечными краями (рис. 2).
Раневой канал проходил также через левое легкое. В левой плевральной полости около 1000 мл жидкой и свернувшейся крови, обнаружен стальной хромированный шарик диаметром 0,9 см. Здесь же находились обрывки бумажного пыжа.

Рис. 2. Полный разрыв обоих желудочков сердца в результате огнестрельного ранения.
Таким образом, произведя выстрел в грудь, приведший к обширному размозжению сердца, гр. К. прошел около 3 м, встал на табуретку и повесился.

Случай комбинированного самоубийства
/ Кинцль Х.-П. // Судебно-медицинская экспертиза. — М., 1975 — №1. — С. 49.

Институт судебной медицины (дир. — проф. К. Керде) Университета им. Шиллера, Иена, ГДР

Мужчина 72 лет был обнаружен в мастерской с ранениями головы и шеи. В помещении ощущался резкий запах светильного газа. В момент обнаружения пострадавший передвигался самостоятельно. Он пояснил, что пытался покончить жизнь самоубийством. Смерть наступила через 2,5 ч в больнице. В мастерской находились орудия травмы: коса без рукоятки, долото, топор, две пилы-ножовки (для дерева и для металла). На всех указанных предметах были кровь, частицы кожи и мышечной ткани.

Повреждения головы у потерпевшего.
При судебно-медицинском исследовании трупа на мягких покровах теменной области обнаружено 16 продольных ранений с гладкими краями и острыми углами с повреждением кости (см. рисунок).
На шее выше и ниже щитовидного хряща имелось два поперечных, широко зияющих ранения длиной 14 см, направленных справа налево и слегка снизу вверх. Углы ранений имели вид 2—3 коротких остроконечных поверхностных надрезов с гладкими краями.
Кверху от ранения кожа отделена лоскутообразно от подлежащей ткани на участке до нижней челюсти, распространяясь до ее углов. Края обоих ранений в основном гладкие, дно неровное, кровоподтечное. Ранения захватывают лишь мелкие сосуды, проникают в дыхательные пути на протяжении 3 мм. Непосредственной причиной смерти явилась острая кровопотеря. При судебно-химическом исследовании крови карбоксигемоглобин не определялся.
Криминалистическими исследованиями установлено, что умерший зажал топор в тисках и, по-видимому, многократно ударялся о клинок головой.

О способности к действиям при смертельных повреждениях
/ Шупик Ю.П. // Судебно-медицинская экспертиза. — М., 1958 — №4. — С. 53-54.
Луганское областное бюро судебномедицинской экспертизы (начальник П. И. Чижовок)
Поступила в редакцию 15/VlT 1958 г.

Известно, что люди со смертельными ранениями жизненно важных органов оказываются способными в течение некоторого времени после полученного повреждения совершать самостоятельные действия. Однако такие случаи являются весьма редкими, в связи с чем мы считаем полезным описать одно наблюдение из нашей практики.

Сердце из трупа гр-на С.
19/V 1958 г. в одном из скверов был обнаружен гр-н С. со множественными ранениями в область грудной клетки слева. Рядом с пострадавшим лежали большие портняжные ножницы, одна из бранш которых была окровавлена. В числе прочих вопросов экспертизе необходимо было решить, мог ли пострадавший самостоятельно нанести все повреждения, приведшие его к смерти.
На груди в области сердца С. имелось 12 ран неправильно треугольной формы с ровными краями и острыми углами размером от 0,5 до 1 см, из них 10 проникали в плевральную полость, причем 2 раны проходили через костную часть IV и V ребер. На передней поверхности нижней доли левого легкого, в верхнем ее отделе, определялось 6 раневых отверстий, 2 из них проходили через всю толщу ткани доли легкого. На передней поверхности левого желудочка сердца имелось 2 раневых отверстия неправильной формы размером 2,5 X 1 см и 0,2 X 0,3 см, проникающих в полость желудочка (см. рисунок). С одной стороны большего из отверстий можно было различить 3 выемки, повторяющие по форме поперечное сечение спинки окровавленной бранши ножниц. Таким образом, было установлено, что в сердце нанесено минимум 4 ранения, проникающих в полость левого желудочка.
Было высказано мнение, что в данном случае пострадавший сам многократно с большой силой наносил себе удары колюще-режущим орудием.
В дальнейшем следствием было установлено, что, действительно, С. покончил жизнь самоубийством.
Этот случай наглядно показывает, что при наличии смертельных ранений человек может еще некоторое время совершать самостоятельные действия в том случае, если сразу не наступила потеря сознания.

Трагедия на Победе

После поражения на пике Победы, когда из 12 участников в живых остался один Усенов, маршрут на высочайшую вершину Тянь-Шаня был заявлен в чемпионате СССР. «В 56-м Абалаков организовал экспедицию на пик Победы, в сборную был приглашен Сарым Кудерин. Вместе с Уралом Усеновым и Сембаем Мусаевым они представляли республику в сборной Союза, и только то, что он моложе других, помешало ему взойти на пик. Его оставили на высоте 5700 во вспомогательной группе», — писал Марьяшев.

Массив пика Победы высотой 7439 метров находится в хребте Кокшаал-Тоо на границе Китая и Киргизии. Усенов вспоминал, как в 1955-м набирали высоту, не имея должной акклиматизации. За пять дней группа под руководством Владимира Шипилова поднялась до высоты 6700-6900, отказали примусы, отказала немецкая рация «Кляйнфу», и прервалась связь с базовым лагерем, где оставалось несколько человек. Испортилась погода. Вечером перед штормом не могли найти подходящее место для ночевки, встали на крутом склоне, и палатка Шипилова оказалась на веревку ниже палатки, где ночевали Усенов и Сигитов.

Ночью Победу накрыл ураган. Один из самых молодых членов команды Усенов выбрался из палатки и стал очищать ее от снега, ему на помощь вышел только Борис Сигитов. К ним поднялся Шипилов, приказал дежурить и рыть пещеру. Суслов, Анкудимов и Акишев стали задыхаться в своей палатке и разрезали ее по коньку. Акишев сбросил с себя пуховку, а когда его стали одевать, упорно сопротивлялся. Говорят, когда человек замерзает, ему становится нестерпимо жарко. Черепанов просил найти его шекельтоны, предлагая за это тысячу рублей.

Вторжение циклона посеяло панику, ситуация вышла из-под контроля. К утру буря утихла, но склоны были покрыты многотонным снежным покрывалом. Шипилов дал команду:

— Борис Сигитов, Урал Усенов! Вы спускаетесь вниз за помощью.

— Я пойду с вами, — вызвался Суслов.

И тут, по мнению специалистов, Шипилов допустил роковую ошибку:

— Спускайтесь все, кто может, — сказал он, а это значило, что экспедиция обезглавлена.

Суслов шел в середине связки и часто падал. На ночлег пришлось устроиться прямо в снегу. Суслов ходил, пытаясь унять дрожь и согреться.

— Женя, ты чего? — спросил Урал.

— Да вот, понимаешь, замерз совсем. — Давай пойдем потихоньку вниз, а то

Женю потеряем, — сказал Борису Урал. — Мне кажется, мы сбились с пути. Надо было держаться левее, где темнее скалы.

Пришлось возвращаться по своим следам вверх, чтобы не уйти в сторону Китая. Суслов не мог подняться на гребень, и его вытянули на веревке. Он упал на колени, потерял рукавицы. Урал достал из рюкзака шерстяные носки, надел ему на побелевшие руки.

— Женя, вставай, а то мы все погибнем.

— Знаю, Урал, — он стал бурчать, бредить, носом пошла кровь.

Около полудня Суслов умер. Тело уложили в спальник, присыпали снегом. Урал остался, а Сигитов продолжил спуск, хотя разумнее было двигаться в связке и страховать друг друга. Сутки Урал просидел рядом с холмиком без еды и питья, потом пошел вниз, увидел следы Бориса и борозду в снегу, оставленную его ледорубом.

Базовый лагерь стоял на слиянии ледников Звездочка и Южный Иныльчек. В это время в районе находилась команда ТуркВО, со своего маршрута узбеки разглядели движущуюся точку, которая вдруг пропала. Альпинисты сообщили об этом по рации в базовый лагерь казахской экспедиции. На поиски отправились Семченко, Тородин и Шевченко.

Урал провалился в закрытую снегом трещину. Изнутри ловушка была похожа на пузатый самовар, что его и спасло. Во время падения с одной ноги слетел ботинок, пальцы быстро почернели, но на темляке остался ледоруб, и Урал смог сбить сосульку, которая образовала мост, а потом ему удалось выбить во льду нишу. Лежа в ледяном склепе, Урал кричал, звал на помощь, потом взял себя в руки и приготовился принять свою судьбу. Через 26 часов оборвашиеся у трещины следы на снегу увидели спасатели. Негнущимися обмороженными руками Урал обвязал себя спущенной в трещину веревкой.

Несколько экспедиций прибыли на поиски в район Победы, но живых не нашли.

Видели борозды скольжения на китайскую и киргизскую стороны горы. Кого-то удалось спустить.

А в 1956-м на могиле Гончарука Урал Усенов сказал себе, что должен дойти до вершины пика Победы. Он был удостоен золотой медали чемпионата СССР, и это была награда его друзей, оставшихся на Победе. На Мемориале пошибшим в горах в Заилийском Алатау висит табличка с именами 11 альпинистов.

...
Урал Усенов – алма-атинский альпинист – уже четвертый день находился в пути, пытаясь дойти до нижнего базового лагеря. В 12 дня его спуск прервался – Урал провалился в трещину на леднике Звездочка. Быстрый полет вниз – и он застрял. Когда попытался закрепиться на месте, то с ноги слетел ботинок. Один в трещине на многие километры ледяной пустыни вокруг на высоте 5000 м... Урал начал кричать, но вскоре понял, что никто его не услышит – просто не может услышать.
Ледорубом он отколол сосульку, которая упала как перемычка, образовав горизонтальную площадку. Вспомнив, как мусульмане хоронят людей, вырывая могилу не вниз, а в бок, он вырубил углубление и залез в него. Страха не было: Урал понимал, что сам виноват в происходящем, а значит, нужно держаться до конца. К тому же в глубине души была уверенность, что он не погибнет – не сейчас, хотя умом он понимал, что находится в стороне от маршрута и его никто не найдет. Но случилось чудо: оказалось, что днем, когда Урал шел по леднику, со стены пика Победы ташкентские альпинисты ТуркВО видели движущуюся точку, которая потом исчезла.
Они сообщили об этом в лагерь, и оттуда вышла группа спасателей. Заночевав 23 августа на высоте 4700 м, утром 24-го на месте, где Урал делал поворот, они увидели его следы и пошли по ним. Когда Урал услышал крик, первой мыслью было, что показалось, но, посмотрев наверх, он увидел, как падают сосульки. Значит, кто-то там есть. А потом вновь раздался голос Шевченко. Урал почувствовал надежду. Ему скинули веревку, он обвязался, и его стали вытягивать. Наверху были солнце и жизнь. Уралу проверили ноги на обморожение – он их не чувствовал. Спасатели сделали салазки, но лыжи проваливались в снег. Тогда, поддерживаемый с двух сторон, качаясь, Урал пошел вниз. По стенкам его спускали в спальном мешке. Уже потом, в базовом лагере и затем в больнице, он рассказал о событиях, предшествовавших этим двум дням, проведенным в трещине на леднике Звездочка.
...

19 августа

В тот год было много снега, альпинистам приходилось тропить и выбивать ступени в снегу, который тут же рассыпался, и ноги проваливались по пояс. На ночевку 18 августа встали в 11 ночи. Одна палатка стояла ниже на гребне, две другие – на возвышении. Ночью отказали от холода примусы и рация. Урал проснулся от давления – палатку завалил снег, который наваливался на тело и не давал дышать. На улице был буран. Альпинисты начали разгребать снег. Через какое-то время снизу поднялся Александров, на ногах у него были унты, в руках – спальник, который секундой позже вырвало ветром. Он сообщил, что внизу палатку завалило снегом и люди умирают от холода. Альпинисты закрепили веревку и спустились вниз, подняли наверх Шипилова, Солодовникова и Черепанова. Все 12 оказались в одной уцелевшей палатке. Установили дежурство, чтобы откапывать палатку от снега. Все надеялись, что утром погода улучшится. Но буран свирепствовал, ветер менял направление, и было непонятно, куда и откуда несется бесконечный снег.

20 августа

Утром решили копать пещеру. Люди выбились из сил, действовала высота, и члены экспедиции начинали заболевать. Сражаясь с пургой, альпинисты выкопали нишу в снегу. Небольшая и не очень удачная пещера (за слоем снега оказался лед) вместила замерзших и уставших людей. Тогда начальник штурма Шипилов принял решение: Сигитов и Усенов должны спуститься вниз за помощью. К двойке присоединился Суслов. С ними хотели спуститься еще четверо, но кто-то сказал: «Лучше мы отсидимся в пещере, чем погибнем на спуске», и остальные решили переждать непогоду наверху. Тройка Сигитов – Усенов – Суслов начала спуск после целого дня в пурге, на 6400 м наступила ночь, альпинисты зарылись в снег – ждать утра.

21 августа

Утром Суслову стало плохо, но тройка продолжила спуск. В пурге потеряли направление и ушли слишком вправо. Но когда вместо фиолетовых альпинисты увидели желтые скалы, стало понятно, что они ошиблись маршрутом. Пришлось подниматься вверх. В этот момент Суслов упал, силы совсем оставляли его. Но движение означало жизнь. Чуть позже он упадет на колени, а из его носа хлынет кровь, еще через несколько минут он умрет. Оставшиеся двое решили, что Урал останется с погибшим альпинистом, чтобы не потерять его, а Сигитов продолжит спуск. Урал сделал пещерку в снегу, где просидел всю ночь.

22 августа

Погода не восстанавливалась. Урал стал чувствовать, что замерзает. Тогда он решил оставить тело Суслова и начать спускаться. Избавившись от всего лишнего, он продолжил идти вниз. На 5800 м он увидел срывающиеся следы Сигитова, как будто тот пытался задержаться, но сорвался. Урал шел днем и следующей ночью, проваливаясь в глубокий снег, мучительно переставляя ноги и придерживаясь за стену Победы. Усталость наваливалась, но он знал, что если уснет, это будет конец.

23 августа

Так наступило утро. На леднике Звездочка он решил сократить путь и пойти не по правой стороне хребта, как ходила группа, делая заброску, а левее. Этим утром погода улучшилась. Именно вышедшее солнце и спасло Урала, который несколькими часами позже провалится в трещину, – благодаря ему Урала увидели альпинисты ТуркВО с северной стены Победы.

Урал Усенов – алма-атинский альпинист – уже четвертый день находился в пути, пытаясь дойти до нижнего базового лагеря. В 12 дня его спуск прервался – Урал провалился в трещину на леднике Звездочка. Быстрый полет вниз – и он застрял. Когда попытался закрепиться на месте, то с ноги слетел ботинок. Один в трещине на многие километры ледяной пустыни вокруг на высоте 5000 м... Урал начал кричать, но вскоре понял, что никто его не услышит – просто не может услышать.
Ледорубом он отколол сосульку, которая упала как перемычка, образовав горизонтальную площадку. Вспомнив, как мусульмане хоронят людей, вырывая могилу не вниз, а в бок, он вырубил углубление и залез в него. Страха не было: Урал понимал, что сам виноват в происходящем, а значит, нужно держаться до конца. К тому же в глубине души была уверенность, что он не погибнет – не сейчас, хотя умом он понимал, что находится в стороне от маршрута и его никто не найдет. Но случилось чудо: оказалось, что днем, когда Урал шел по леднику, со стены пика Победы ташкентские альпинисты ТуркВО видели движущуюся точку, которая потом исчезла.

Жертвы гор

Через сутки группа казахстанской экспедиции под руководством Семченко нашла тело Гончарука, скончавшегося от переутомления. Приехавшие спасатели ВЦСПС под руководством Кузьмина 8 сентября поднялись на гребень и на высоте 6400 м нашли тела Анкудимова, а чуть выше – Черепанова. Они оба замерзли во сне.
На 6930 м нашли две разорванные палатки, вещи и снаряжение. Больше никого, только оборванная веревка спускается к обрыву. Может быть, обессилевшие люди не могли удержаться и срывались по 1800-метровой стене на ледник?
Тела Суслова и Сигитова, а также оставшихся шести участников экспедиции (Шипилова, Акишева, Александрова, Солодовникова, Рыспаева и Селиджанова) по сей день не найдены.

Усенова вытаскивают из трещины. Пик Победы. 1955 год.

Нет, не смеха ради я упомянул легендарного маршала! О том, каким он был полководцем, пусть военные историки пишут. Тут уж извиняюсь — не тому учился. А вот каким он был министром обороны в мирное время с военно-медицинской позиции можно судить по тем учениям, что при нём проводились. Ни до, ни после него, никто и близко не приближал их столь «удачно» к боевым условиям. Да ни какой-нибудь там гипотетически локальной, а настоящей мировой войны!

Но вот Жукова «ушли», а с ним ушло на гражданку и добрых две третьих офицерского корпуса. Весёленькие были деньки — эпоха легендарного хрущёвского сокращения армии. С документацией тогда творилась неразбериха. Особенно тяжело было снабженцам. У этих и так бюрократии и связанной с ней документации порядком, а тут такое началось! Снятие остатков, зачисление на баланс в другие части, расформирование части с соответствующей передачей матимущества, укрупнение соединений, смена штатного расписания… Чёрт ногу сломит! И ведь ещё надо суетиться, чтоб самому не вылететь — при социализме армия была местом хлебным… Но улеглось, устоялось, а после радикального омоложения и обновления кадрового состава, новоиспечённые начальники стратегических складов и дивизионные зампотылы получали в распоряжение порой невиданную солянку подотчётных материальных средств. В этой кутерьме всё путалось. На артскладах оказывались запчасти, на складах с техникой — ГСМ,[44] на продуктовых — медицина, на медскладах — мясные консервы. А всё из-за стихийного бедствия — аврального реформирования вооруженных сил.

После такого ненастья надо наводить порядок. Вот и погнали солдат из обычной мотострелковой части, каких в Читинском гарнизоне стояло порядочно, на Сто сорок седьмой Объект — стратегический склад ГСМ, подчинённый непосредственно Штабу Забайкальского военного округа. Поставленная задача была проста — рассортировать бочки со смазкой. Легко сказать рассортировать, когда этих бочек там тысячи, поставлены они как попало, добрая половина вообще ещё не сгружена с вагонов, а вагонами забиты все складские железнодорожные пути. Нигрол, автол и солидол часто стоят в одной пирамиде в абсолютно одинаковых чёрных металлических двухсотлитровых «барабанах». Какие-то бочки уже потекли, их скользкая поверхность так и лоснится от масла. Какие-то наоборот, несмотря на десятилетия складской «спячки», сохранили полную герметичность. Впрочем такое тоже не совсем помогало — на такой бочке краска облезла, сама она ржавая и грязная. Что в одном, что во втором случае маркировку не прочитать. Приходилось открывать маленькую крышку и заглядывать в каждую, что же там? Если не видно — то можно и по запаху различить. А потом затыкать пробку, гуртом сгружать её, склизлую, с вагона и катить, куда прапорщик укажет. Там уже каждую бочку подписывали заново.

Ребята молодые, а главное их много — целая рота! Дело быстро идёт. Прапора едва успевают указания давать. Вот и долгожданный обед привезли. Старшина побежал по территории, созывая своим трубным гласом бойцов на положенное построение. Грязные, в засаленой форме из всех углов потянулись солдаты. Построились, вышел ротный. Травмы, происшествия есть? Никак нет! Ну тогда приятного аппетита. Бойцы разошлись, зазвенели посудой, сотня чёрных, промасленных рук замелькала у ящика с хлебом. Вообще-то руки перед едой следует мыть, но умывальник аж в другом конце склада. Притом кран всего один на сто человек, да с холодной водой, а тот обмылок, что там был, давно уже смылили. Ладно, не впервой — обтёр руки ветошью и «воюй» с борщом, да перловкой. Правда если техническое масло на хлеб попадёт — плеваться будешь, оно горькое. Хотя с голоду и не такое проглатывается.

После обеда командир расщедрился — в положенные послеобеденные полчаса личного времени дал поваляться на травке. Уставшее от работы молодое тело быстро восстанавливало силы. Но вот эти райские минутки истекли. Рота, строиться! Народ нехотя поднимается, подтягивает ремни, надевает пилотки. Через минуту рота застыла в стройных шеренгах, только вышедшие командиры взводов нарушают рядки. Впрочем нет — вон какой-то чудак в первой шеренге чего-то кланяется. К нему подходит нахмурившийся ротный.

— Ты чё, боец?

— Виноват, товарищ старшлейнант! Живот… скрутило.

Похоже боец не врёт — вон какой весь зелёный. О а вон ещё один — стоит качается, тошнит беднягу, похоже сейчас вырвет. А вон тот, во второй шеренге, уже повернулся и в открытую блюёт. Сволочи, наверное обед не качественный. Отравили, гады! Надо будет дежурному по части сообщить, пусть прочихвостят кого надо. А сейчас что делать? Спроси строй, кто ещё отравился, так добрая половина с работы убежит. Как же так, такой шикарный предлог… Командир внимательно осмотрел каждого. «Бледно-зелёных» всего трое, ещё парочка жалуется на страшную слабость и боль под ложечкой. Итого пятеро. Этих посадим в машину, что привезла обед, и отправим в полковой медпункт, остальным продолжать работу.

Прав командир — больше больных нет, прапорщики снова разбили роту на сортировочные команды. Однако через час ещё три бойца работать отказались. При чём кто? Самые халявщики — те кто бочки открывал и в них заглядывал. Да и жалобы у них странные. Первый работу прервал, мол что-то в глаз попало. Песок, похоже. В тот глаз, каким он в бочки заглядывал. Другой жалуется на резь в обоих глазах, но говорит что у него такое бывает — аллергия на какую-то траву. А третий вообще грамотный попался, недаром мать у него докторица. И слово то какое мудреное придумал — говорит, что у них, у всех троих, конъюнктивит! Такая глазная инфекция. Иш ты… Хотя с глазами у этой троицы действительно непорядок. Вроде и не сильно красные, но слёзы текут ручьём. Ладно, идите в умывальник, промойте глаза под краном. Но смотрите не долго! Сачковать не получится.

Вернулись солдатики. Теперь их поставили бочки катать. Пусть попотеют, грязными руками глаза меньше тереть будут. Только жмурятся ребятки, на свет смотреть не могут. Но в общем работают. Дальше часа два-три прошли без каких-нибудь заметных происшествий. А вот потом почти у всей роты стали чесаться руки. Не то, чтобы нестерпимо, но неприятно. Кисти промаслились, грязь с маслом аж въелась в кожу, поди разбери под такой чернотой, что там такое. Однако теперь всем ясно — это от смазки. Хоть местные прапора-гэсээмщики клянутся, что от смазки подобного быть не должно. Вон механики целыми днями, да годами в ней ковыряются, и ничего! И это в грязной смазке. В бочках же смазка новая, чистая. Но много бойцов умудрились уделать в эту смазку свою рабочую форму. Вон какие пятна на хэбэшке — у кого всё пузо блестит, у кого бока, кто даже спиной где-то вляпаться умудрился, а у большинства запачканы коленки и бедра выше колен. Несколько бойцов сняли форму, на теле под этой грязью оказалась краснота. Значит всё-таки от смазки.

Командир идёт звонить в часть. Надо бы срочно баньку солдатам организовать. Дежурный вначале отнекивается, говорит, мол сегодня банный день не его роты. Подожди, старлей, а это не от тебя ли пятерых бойцов сегодня привезли, что супом отравились? Ах от тебя… Так это, весь полк сегодня обед жрал и ничего. Доктор уже рвёт и мечет. Ребятки эти у него в медпункте. Четверым ничего, а один слабенький. Ладно, раз вся рота чешется, то помывку организуем. Правда без смены нательного белья. Устроит? Раз устроит, то прекращай там работать, строй роту, сейчас машины подам.

Местные прапора с объекта пытались что-то возникать, как же так, ещё пару часов можно и поработать, но старлей был непреклонен. Извиняйте, но поскольку рота в вашей смазке перемазалась выше меры, а смазка у вас оказывается вредная, то окончите сортировку своими силами. Мы же едем мыться, не видите — чешутся все. Вот, кстати, и транспорт подошёл, теперь до ужина успеем. Ротный орёт заветное "по машинам!", и солдаты под ненавистные взгляды прапоров лезут на борта. Прибежал какой-то майор, видать местный начальник. То же что-то кричит ротному, грозится доложить кому следует "за срыв фронта работ", с пеной у рта убеждает, что солидол безвреден. Ой, майор, уйди! Мы поехали, у нас приказ из части.

Ну вот и банька. Конечно солдатская помывка от настоящей бани отличается как кабачковая икра от осетровой, но после работы тоже ух как приятна. Разделись и гурьбой в душевую. На всех душей не хватает, трое мылятся, один под краном стоит. А не хочешь ждать, бери тазик, наливай туда воды погорячее и "мойся шаечкой" — плескай на себя. Под душем же больше старослужащие стоят. Молодые из тазика себя с головой окатывают. Всё равно кайф, особенно если взять два тазика и попеременно обливаться то горячей, то холодной водой. Хороша закалка, и усталость как рукой снимает. Плохо только одно — после помывки надо опять влезать в грязную рабочую форму и быстренько топать в столовку. Потому как время поджимает, а если на ужин опоздать, то от комбата ротный хорошую пилюлю получит. Вперёд, на долгожданный ужин.

После ужина солдат считает, что день прошёл. Но сегодня дел полно. В роте открыли каптёрку, народ переоделся в чистенькое, а потом засуетился у умывальников. Все отстирывали с формы пятна «чесоточной» смазки. Солидол, заразу, даже мыло не берёт. Дембеля сразу же позабирали все тазики для мыться полов, в горячую воду настрогали хозяйственного мыла и насыпали посудомоя, а потом отпоров погоны, замочили «рабочку». Всё, время вышло — вечерняя поверка, кто не успел, тот опоздал, останется его хэбэшка грязной. Это у молодых, старики за собой смотрят и постираться успели. Приказано развесить форму для просушки на спинках кроватей. Рота, отбой!

Спалось плохо, беспокоил зуд. Обычно деды за порядком после отбоя строго следят, чтоб молодняк не крутился и не скрипел кроватями. Но ни сегодня. Сегодня народ вертится, чешется. Нельзя сказать, чтоб уж зуд был нестерпимым. Да нет, ничего вроде, если сильно не чесать, то терпеть можно. А вот у тех, кто в бочки заглядывал, среди ночи кашель начался, к утру даже с ознобом.

Утро. Рота, подъём! На зарядку бегом марш! Что-то слабенькие бойцы сегодня, вон как бегут-шатаются. Зуд вроде поутих, а краснота только хуже стала. После зарядки появился ротный. Солдаты стоят с голым торсом, эту красноту на телах ему видно. Грозится после завтрака всех в медпункт повести, поэтому занятия отменяются, всем быть в расположении.

На офицерском совещании старший лейтенант доложил о вчерашнем происшествии. То, что вся рота измазалась в солидоле и теперь чешется, на командира полка особого впечатления не произвело. Эти вопросы к начмеду — пусть выдаст мазь какую-нибудь. А вот то, что бросили работу раньше времени… Плохо, конечно, но будем считать оправдано. За внеочередную помывку однако похвалил. Больше командира беспокоили те пятеро с пищевым отравлением. Послушаем доктора, что там у них… Что-о?! Зловонные выделения изо рта и носа? Чего же они нажрались? Это уж точно не от обеда. У самого тяжёлого признак паралича? Начмед, а почему этот больной ещё в части? А-аа, уже в госпитале, другой доктор его ещё ночью отвёз. Ну ладно, молодец. Закроем тему, следующий вопрос — приближающиеся стрельбы…

После собрания ротный, как и обещал, привёл всех в медпункт. Точнее к медпункту. Врач полка такую ораву внутрь пускать не захотел. Ничего, день хороший, всех построили на улице и тут же заставили раздеться до пояса. Так, дерматит[45] почти у каждого. И пятна какие здоровые! Угодило же вляпаться. В полковой аптеке пришлось опорожнить все запасы противовоспалительной мази. И ещё одно плохо — у многих температура. Одна радость, что не высокая. Человек десять, правда чувствуют себя очень слабыми. Из них троим совсем плохо. Это те, что в бочки заглядывали. У них конюктивит, а ещё кашель. Тут дело аллергией не обойдётся — лёгкие вовсю булькают, как при серьёзной пневмонии. Этих госпитализируем в медбат, просто температурящих пока оставим в медпункте, а остальные пусть идут в роту. Слышь, старлей! Не гоняй солдат сегодня, а к вечеру доктор прямо в твоё расположение зайдёт, проверит, как мазь помогает.

Врач созвонился с дивизионным терапевтом, в трёх словах описал ситуацию, а потом посадил «слепых» бойцов с подозрением на воспаление легких в свою «санитарку» и повёз в медбат. Ехать недалеко, но один так ослабел, что и сидеть не мог. Развилась тяжелая одышка, пришлось остановиться, откинуть носилки и положить солдата. Доехали. Подошли медбатовские санитары, под руки вывели бойцов из машины. У самого тяжёлого лицо синюшное — явно парню не хватает кислорода. У бойца засуетился терапевт, слушает, стучит. Клинически — тяжеленная пневмония. Что вчера делал? Бочки нюхал. С чем? Со смазкой. А чем пахло? Солидолом, правда иногда с чесноком. Эх, не придал тогда терапевт значение этому, казалось бы малозначимому фактору! Чесночный запах… Вообще-то не типично для солидола. Назначил терапевт всем троим большие дозы антибиотиков и успокоился.

А вот начмедам, что в полку, что в дивизии, покоя нет. Шутка ли, целая рота не пойми чего подхватила. Полтора десятка госпитализировано, уже шестеро тяжёлых, из них двое загибаются — один от непонятного отравления в госпитале, другой от пневмонии в медбате. Село медицинское начальство в свой «Бобик» и покатило в роту. И вовремя. Почти у всех бойцов на месте покраснения высыпали мелкие пузырьки. Что за гадость? Ожоги, что ль? Не похоже… Самый главный военврач — начмед дивизии — стал склоняться к версии, что солидол здесь абсолютно не причём. Это же инфекция, да ещё вирусная! Оспа, новая форма ветрянки, как-нибудь геморрагическая лихорадка, да мало ли..! Теперь понятны и рези в глазах, и симптомы якобы отравления, и пневмонии и температура. Немедленно объявлять в части карантин, роту изолировать, срочно доложить в округ. С такими инфекциями не шутят, они крайне заразны.

Всю роту из казармы тут же перевели в спортзал, куда натаскали кроватей и устроили изолятор. Тяжёлых оставили в медпункте, откуда бесцеремонно выпихнули остальных больных. По ротам передали приказ, чтоб немедленно посылали к врачу всех, у кого хоть что-нибудь покраснеет. Закрыли выход в город, отменили отпуска и увольнения. К вечеру из округа приехала специальная бригада инфекционистов и эпидемиологов. Однако картина оспы подготовила для них свой сюрприз. Мелкие пузырьки начали сливаться. Как будто солдаты мыли руки в кипятке, только самой картины ожога нет. Ещё через день пузыри на коже достигли просто гигантских размеров, вздулись, словно резиновые, заполненные внутри янтарной жидкостью. Потом жидкость побелела и стала мутной, а ещё через день пузыри начли лопаться, обнажая глубокие язвы. Теперь острая слабость и температура были у каждого бойца.

Однако хуже всех обстояло дело с пятёркой, что госпитализировали в первый же день якобы с отравлением. Самый тяжелый на четвёртый день умер. Потом в конце второй недели умерло ещё двое, а двое оставшихся пошли на поправку, правда медленно. Причина смерти — обширнейшие изъязвления желудочно-кишечного тракта, общий упадок сил, сильное истощение.

Из той троицы, что в бочки заглядывало, умер только один. И то не сразу, неделю ещё лежал в медбате. Пневмония у него была ужасная — от непонятной причины лёгкие словно выгнили целыми кусками. Так как официальный, якобы инфекционный карантин не отменили, то в госпиталь их не отвезти. Долго продолжалось и непонятное заболевание глаз, конъюнктивит прошёл только к концу второй недели. Потом исчезли хрипы, правда слабость оставалась ещё долго. И вообще организм стал какой-то вялый — вроде потерял способность бороться с инфекциями. Из-за инфекционных осложнений даже самые маленькие язвочки заживали неделями, крупные же язвы заживали по полгода.

Понятно, что комиссия полгода не ждала. Уже на следующий день специальная команда прибыла на злополучные склады. Подняли документацию. По документам там действительно одни бочки со смазкой. Подожди, а это что? Некий "СИУС3 %/солидол", "АИУС3 %/солидол". Что за солидол такой? Никогда о таком не слышали. Странно, ни завода изготовителя, ни записей предыдущего хранения. Из всех документов только акт передачи. Почему-то за подписью офицера химзащиты. Стоп, что-то тут не чисто! Ещё интересно, откуда же этот солидол передали. Из Буньково. Печать какого-то 282-го Межвидового Учебного Центра. Ага, это где-то в Московской области. Позвонили в отдел связи штаба, узнали телефон. Потом позвонили в Буньково, спросили зампотыла части. Вот и он на проводе. Вопрос один, что такое "сиус или аиус-три-процента-дробь-солидол"? Что-оо? Что!!! Сернистый/азотистый ИПРИТ УЧЕБНЫЙ трёхпроцентный на солидоле?! Не шутите, разве может быть иприт учебным? Это ж как учебная ядерная бомба!

Оказывается, может. И проводились такие учения при верховодстве маршала Жукове не где-нибудь в центре пустыни Каракумы, а в Подмосковье. Это вам не знаменитая хлорпикриновая палатка, где кашляющих солдат учат правильно пользоваться противогазом, тут ошибка запросто жизнь оборвёт. Убедились в правильности содержимого просто — тут же на складе взяли знаменитый ВПХР[46] и проверили бочки на зараженность ипритом. Точно заражено, да в каких сумасшедших концентрациях! Хоть и "учебный три процента", а и на поле боя столько дряни не найти. По горячим следам узнали сколько же бочек такого «солидола» покатило в обычных незащищённых вагонах по Союзу. И куда? Оказалось много — в город Горный под Саратовом, в Запорожье, Павлодар, Вольск… Всего 1856 бочек. Вот это учения можно было провести! НАТО бы обзавидовалось.

Честь врачей спасло то, что причину узнали раньше, чем пузырьки в здоровые волдыри слились и дали классическую картину поражения боевыми отравляющими веществами кожно-нарывного действия.